Звезда оперы Зураб Соткилава скончался 18 сентября 2017 года на 81-м году жизни. Но до того как завоевать мир своим голосом, Соткилава попытался сделать то же самое на футбольном поле. Он играл в тбилисском «Динамо» в чемпионате СССР и в молодежной сборной Грузии. Но травмы перевернули его судьбу. «Опера стала делом и смыслом жизни. Футбол остался праздником души», — писал давным давно еженедельник «Футбол» о Зурабе Соткилаве.
Этому интервью 31 год. Оно было напечатано в 35-м номере еженедельника «Футбол» за 1986 год. Но до сих пор лучше всего рассказывает о том, что значила игра для всемирно известного оперного певца Зураба Соткилавы.
В разговоре с Зурабом Соткилавой очень трудно придерживаться хронологии событий. Рассказывая, он будет забегать вперед и возвращаться, и вновь опережать время. Это вполне объяснимо для человека со столь богатой непредсказуемыми поворотами судьбой, в которой сухумский мальчишка оказался талантливым футболистом, получил диплом горного инженера, а в итоге стал всемирно известным певцом. И все же постараемся за интригой сюжета не проскочить ни один из них…
Поворот первый
на котором будущий Отелло играет в футбол за тбилисское «Динамо»
– В Сухуми, где я родился и вырос, существовала знаменитая Полянка. Сейчас там парк, а тогда это был просто пустырь, но он наполнял наше послевоенное детство удивительным светом. Мы играли улица на улицу, район на район, школа на школу. Матчи собирали много народу, приходили родители, родственники, друзья. И выиграть было делом чести. Там меня заметили, и я словно оказался в экспрессе Полянка – Большой футбол: сухумская спортшкола – «Динамо» (Сухуми) – «Динамо» (Тбилиси). Так я оказался в команде моей мечты. После окончания школы начал играть за «дубль», где, кстати, тогда выступали Михаил Месхи, Шота Яманидзе, Сергей Котрикедзе. Наверное, я не очень выпадал из этой компании – потому что в том же 1955 году перед матчем с «Шахтером» старший тренер Жордания вызвал меня и сказал: «Будешь играть в основном составе против Ивана Бобошко». Был такой нападающий – на всю жизнь запомнил его фамилию.
Но во второй игре против «Локомотива» в Москве получил травму, быстро восстановиться не смог, а в это время Жордания сменил Гайоз Джеджелава. Я обожал Жордания и не мог представить себе никого на его месте. Короче, на одной из тренировок выразил по какому-то поводу свое неудовольствие, и меня отчислили. С тех пор мы не виделись с Гайозом много лет и встретились в неожиданной обстановке: в Президиуме Верховного Совета Грузии. Ему вручали грамоту Верховного Совета ГССР, а мне присвоили звание Народного артиста республики.
Он обрадовался и всем говорил: «Если бы не я, сегодня Соткилава звание народного артиста не получил бы, Я его выгнал из футбола, и он стал певцом».
Это было в 1973 году, а в 55-м, после отлучения от футбола, мне было не до шуток. Но нет худа без добра. Я не был занят в играх за клуб, и меня включили в сборную Грузии, которая вышла в финал первенстве страны среди юношей. Уровень того турнира оказался достаточно высоким, и в поощрение за хорошую игру решающую встречу между сборными Грузии и Украины (в ее составе, кстати, играл Андрей Биба) даже перенесли из Ленинграда в Москву, где проходили соревнования Спартакиады народов СССР. Первый матч закончился вничью – 2:2, а через день мы выиграли 4:2 и стали чемпионами Советского Союза. До сих пор горжусь, что был капитаном сборной, игроки которой во главе с Владимиром Баркая через несколько лет попали в золотой состав тбилисского «Динамо» образца 1964 года. В спортивном отношении – и по результату, и по качеству игры – это была кульминация моей футбольной карьеры.
– К тому времени вы были студентом солидного вуза – Тбилисского политехнического…
– Да, и чтобы не потерять форму, «баловался» в нападении сборной института и почему-то много забивал. В одной из игр меня увидел Василий Соколов, который сменил в «Динамо» Джеджелаву, и взял на тренировочный сбор. И вот он объявляет состав на первую в сезоне игру, я слышу свою фамилию, но… среди форвардов. Ему говорят: «Он же защитник». А Соколов: «Я его как нападающего брал, что ж вы мне раньше не сказали…»
И смех, и грех. В общем, сыграл игр пять за дублеров, и опять «полетело» колено. Честно говоря, думал, что на этот раз все – конец. Но на следующий год в команду вернулся Жордания, и я сделал попытку в последний раз обмануть судьбу. И, знаете, почти получилось… К лету вошел в форму, сыграл за основной состав в Донецке, в Москве и в Тбилиси, но вскоре в одном из матчей во время турне по Чехословакии, привычно захромав, ушел с поля. Как оказалось, я уходил из футбола. Зураб Телия – царь и бог спортсменов Грузии, чудесный доктор, на этот раз ничего не смог сделать…
В 21 год я закончил с футболом, но мне до сих пор снится, что я бегу, но что-то мне все время мешает ударить по мячу…
Поворот второй
на котором бывший футболист становится настоящим горным инженером, но…
– Вы сказали достаточно определенно: закончил не играть, а с футболом…
– Это не оговорка, хотя очень переживал, черный ходил, несколько дней ничего не ел. Но жизнь брала свое, надо было думать о будущем, тем более что оно представлялось мне вполне определенным. Политехнический – это был не случайный выбор. Еще в школе увлекся минералогией, и учеба мне была не в тягость. Я с благодарностью вспоминаю то время – расширение кругозора, общение с увлеченными людьми бесследно не проходят. А вот я, похоже, помог институту только в одном: усилил его сборную по футболу. Все вроде шло своим чередом, и вдруг я почувствовал, что уходит уверенность в правильности выбора…
– Это неудивительно, футбол просто так от себя не отпускает…
– В данном случае он ни при чем. Годом раньше я познакомился у нас дома с преподавателем Сухумского музыкального техникума Валерией Викторовной Разумовской. Дело в том, что у нас в семье все пели, и мама, и бабушка, и иногда на семейных вечерах я составлял им компанию. Валерия Викторовна услышала меня и уговорила показаться профессору Тбилисской консерватории Николаю Варламовичу Бокучаве. Мама была против, ей очень не хотелось, чтобы я стал артистом, но отец у которого нет было ни голоса, ни слуха, настоял. Помню, пел какой-то романс и был уверен, что Бокучава слушает из вежливости, но, как это ни странно, дал свой адрес и телефон и сказал, чтобы я обязательно приезжал в Тбилиси. Конечно, я никуда не поехал, тогда еще для меня не закончилась эра футбола.
И вот однажды – как сейчас помню тренировку на базе в Дигоми – дождь, слякоть, мы месим грязь, и вдруг к полю прямо по лужам идет человек в костюме, черных лакированных туфлях и держит в руке почему-то нераскрытый зонтик – Бокучава! Я был поражен. Но он был поражен не меньше тем, какой это нелегкий труд – тренировка футболиста. Постоял, посмотрел на меня – всего в грязи – и сказал: «Пойдем, чистым делом будешь заниматься».
Но я все еще считал, что это не серьезно. Слова «певец», «консервация» были для меня словно из другого мир, в котором я себя не представлял. Но как только до него дошел слух, что я расстался с футболом, Николай Варламович уговорил пойти с ним на концерт в консерваторию. После этого как-то само собой получилось, что я начал с ним заниматься. И мне постепенно стало нравиться петь. Но тут подошло время преддипломной практики. Согласитесь, три месяца на шахте – не совсем пустяк. Думал, отвлекусь и забуду, но музыка не выходила из головы, ловил себя на том, что даже в забое что-то напеваю. Я понял, что это всерьез.
Диплом горного инженера защитил 10 июля 1960 года. А уже 12-го сдавал первый экзамен в Тбилисскую консерваторию. Так что Бокучава меня в буквальном смысле из-под земли достал.
– Действительно, прямо-таки театральное, почти волшебное превращение…
– Если бы. Резкое снижение физических нагрузок дало о себе знать – за год я поправился на 40 килограммов. Ох, и тяжело было первое время! К тому же я никому не говорил, что учусь в консерватории. Боялся, что в глазах друзей плохо могу выглядеть. Только через пять лет, когда я учился уже на последнем курсе, стал к тому времени лауреатом нескольких конкурсов, меня отметили в прессе и как-то показали по телевидению, они узнали, кто я на самом деле. Позвонил Владимир Баркая: «Слушай, если я не знал, кто мог знать? Ты когда-нибудь рот открывал?». Мы вместе жили на сборах, сидели за одним столом, и он действительно ни разу не слышал, что я пою. Мой товарищ, спортивный журналист Гарун Акопов, при встрече каждый раз спрашивает: «Как ты запел?». Но когда мы как-то встретились на стадионе, и они увидели, как я болею, то поняли, что я не совсем пропащий человек
Поворот третий
на котором подающий надежды певец становится одним из лучших лирических теноров мира, но остается преданным футбольным болельщиком
– Кстати, а как вы болеете?
– Кричу.
– Не боитесь сорвать голос?
– Ну что вы, я привык его контролировать. А если серьезно, поход на стадион для меня лучший отдых. Поэтому, когда бываю в Тбилиси, обязательно захожу на «Динамо». Или иногда идешь по Москве, и вдруг – запах свежескошенной травы. Сразу какой-то внутренний восторг возникает, легкость приходит – откуда? почему? – словно в юность вернулся, и нет за спиной прожитых лет. Первое время даже старался планировать гастроли так, чтобы выступать в городах, где тбилисское «Динамо» играло. Потом, правда, пришлось телетрансляциями ограничиться.
– Но вам не повезло: спектакли, концерты и футбольные матч начинаются одновременно.
– Это ужасно. Если пою во время матча, мне всегда из-за кулис счет сообщают. Однажды закончил концерт в консерватории, мне говорят: первый тайм – 0:0. Ну, думаю, хоть на второй успею. И тут на бис вызывают. Впервые хотелось, чтобы как можно меньше аплодировали. Или вот история. В Большом идет опера «Сельская честь». А в Тбилиси в этот же день «Динамо» со «Спартаком» играет. Вдруг вижу в зале Николая Николаевича Озерова. Мне из-за кулис показывают – 2:0, я – Озерову, тоже на пальцах объяснил. Он-то все понял, а Елена Васильевна Образцова в полном недоумении шепчет: «Зураб, очнись. Что ты за знаки делаешь?» Я ей: «Озерову показываю, что наши выиграли» Она до сих пор смеется, когда этот случай вспоминает.
К слову сказать, я всегда волнуюсь, когда Озеров меня слушает. У меня к нему особое отношение. Ведь он сын выдающегося певца тоже Николая Николаевича Озерова, красивейший драматический тенор которого украшал сцену Большого театра. Его любовь и уважение ко мне, как к артисту, для меня очень дороги. Кстати, мне кажется, что его человеческая доброжелательность и в футбольных репортажах чувствуется.
– Это отнюдь не лишне, потому что, на мой взгляд, сейчас у нас в футболе образовался дефицит доброжелательности. А, как это ни странно, доброго слова и поддержки подчас и не хватает для большой победы…
– Говорят, когда Горди Хоу выходил со своими сыновьями на лед, стадион вставал. Люди знали, что он уже не тот, но фамилия делала свое дело. Понимаю, что поднять публику на ноги мы пока не в состоянии, но нельзя же опускаться до того, чтобы оскорблять распущенным свистом достоинство и гордость мастера.
Безусловно, как у всех людей, у «звезд» есть свои нюансы. Кого-то они могут даже раздражать, но как футболисты наше уважение и благодарность они заслужили.
Взять к примеру Блохина. Через поколение-два о нем будут говорить, как сегодня говорят о Боброве, писать, что это был великий игрок. И ведь действительно по достигнутым результатам у нас мало кто рядом ним стоит. А ему свистят…
Да и как не свистеть, если мы, желая того или нет, потворствуем подобным вкусам. Вспомните хотя бы историю с Сулаквелидзе. В отборочном матче со сборной Дании в Копенгагене он неудачно действовал против Элькьера, который, между прочим, не новичок в футболе. И все – как будто такого футболиста никогда не было в сборной. Конечно, дело тренера решать, кого брать в команду. Но я всегда считал, что если игрока приглашают, особенно в сборную, то в него верят, и поэтому никогда не понимал, если отношение к футболисту зависит от одного единственного матча. Все как-то сразу забыли, что Тенгиз один из самых стабильных, надежных и бесстрашных игроков в нашем футболе в последние годы. Больше всего поразило то, что, по-моему, никто ни в прессе, ни среди тренеров так и не нашел добрых слов в его адрес. А вскоре уже сам Малофеев, который столь решительно отчислил Сулаквелидзе, оказался в похожей ситуации. И опять никто публично не поблагодарил тренера, который вывел команду в финал чемпионата мира. Какая-то цепная реакция взаимного неуважения.
Поймите, речь не о конкретных личностях, речь о подходе, о стиле отношений, который может отбить охоту к любимому делу даже у очень волевых людей. Сколько из-за этого проиграно матчей, сколько нанесено моральных травм. Но самое страшное в другом. На что может надеяться молодой игрок, в какие слова верить, если на его глазах так обращаются с людьми?
– Наверное, это не единственное, что вас огорчает в футболе?
– Хуже бесчестности и равнодушия ничего нет. Конечно, сравнивать футбол разных десятилетий дело неблагодарное, но, думаю, по спортивности и боевому духу наше поколение и сейчас может считаться эталоном. Когда проигрывали, плакали, землю грызли, не понимали, как могло такое произойти. А сейчас иногда наблюдаю, как порой выходят после матча к автобусу молодые люди, и не могу понять, кто из них только что выиграл, кто проиграл. Все одинаково приветливы, улыбаются друзьям, куда-то спешат. Будто главная жизнь для них только сейчас после матча и началась, а там, на полу, они провели полтора часа так, по обязанности, между делом. Наверное, многие из них, прочтя это, ухмыльнутся, но ведь это и страшно, то, что для нас было святым, сейчас – проходной эпизод.
А договорные матчи? О них стали говорить вслух, но – прислушайтесь – как о чем-то неизбежном, никто не кричит, «не хлопает дверью», не сгорает от стыда. Пора понять, что есть вещи, о которых если и говорят в порядочном доме, то только для того, чтобы искоренить зло.
Раньше предательство в футболе – к игре и к себе – было неотделимо от предательства человеческого, а теперь как-то так получается, что в футболе можно и коллег, и зрителей обмануть, а в жизни все равно порядочным человеком считаться.
И еще не терплю, когда безответственно растрачивают свой талант. Я общался с великими певцами, и поверьте, не знаю никого, кто был бы одарен и мало работал. Наоборот, чем больше талант, тем неистовее репетиции. Трудно себе представить, сколько репетирует Образцова. Молодым певцам я всегда привожу такой пример. У нас был вечер дуэта. Елена Васильевна вызвала меня на 10 утра. Мы репетируем всю программу. В 12 приходит дирижер Александр Лазарев. Она с ним – свою часть, и опять в полный голос, а потом говорит: «Вызовите, пожалуйста, на 17 часов оркестр, порепетируем вместе с ним». И опять – не щадя себя. Маленький перерыв – и концерт с полной отдачей. Поначалу мне казалось, что так нельзя, что это чересчур. Только, работая рядом с ней, понял, что только так и надо. В работе над ролью Отелло мы репетировали шесть месяцев, и каждый день я думал: «Все, больше не могу». Но вспоминал Образцову, и утром все начинал сначала.
– Когда вы говорили о равнодушии и договорных матчах, подумалось, может быть, есть смысл хотя бы два раза в год; например, после первого круга и в конце сезона, делать на телевидении передачу – что-то наподобие «Театральных встреч». Пригласить в студию игроков, судей, тренеров, комментаторов, руководителей… Тема для разговора всегда найдется. Пусть пообщаются, посмотрят друг другу а глаза…
– А у меня есть давняя своя мечта: собрать дома любимых игроков, посидеть, поговорить, вспомнить. Конечно, мы не молодеем, иногда встретишь тех, с кем играл, и не веришь, неужели это они восхищали футбольный мир? Но все равно уверен, это был бы праздник души.
– На вашей памяти вся послевоенная история нашего футбола. Какие самые яркие впечатления?
– ЦДКА. Он приезжал на предсезонные сборы в Сухуми. Боброва и Федотова, правда, не помню, но от Гринина, Николаева, Демина не мог глаз оторвать. Против Демина даже играл, правда, когда он уже из ЦДКА ушел. После того матча меня, кстати, и пригласили в Тбилисское «Динамо».
Но сильнейшее впечатление, потрясение даже – это Стрельцов. Я и тогда был восхищен им, но он из тех явлений, истинную цену которых понимаешь со временен. Теперь я знаю, что видел гениального игрока. Однажды «Торпедо» играло товарищескую игру в Тбилиси, и судья удалил его с поля. Что тут началось! Все кричали судье: «Мы не ради тебя, а ради него пришли». Впервые видел, чтобы из-за игрока полстадиона ушло во время матча.
Ну и, конечно, приезд сборной Бразилии и игра Пеле в Лужниках. Три-четыре момента у меня и сейчас перед глазами. Вот он выходит на ворота и так щечкой мимоходом вроде бы, посылает мяч в верхний угол. Тогда я еще раз после Стрельцова понял, на какую высоту можно поднять футбол. А потом мне повезло вновь. Во время стажировки в «Ла Скала» видел в Италии игру Суареса. Это были 1966-68 годы – расцвет миланского «Интера», в котором он играл. Что он творил в финале Кубка чемпионов «Реал» (Мадрид) – «Интернациональ». Ну и, конечно, никогда не забуду другой финал – 13 мая 1981 года в Дюссельдорфе, когда динамовцы Тбилиси выиграли Кубок кубков.
В то время Соткилава опять оказался на гастролях в Италии. На следующий день перед концертом в Болонье к нему подошел импресарио и спросил, как его лучше представить публике. Соткилава, улыбнувшись, ответил: «Скажите коротко: бывший защитник тбилисского «Динамо». Говорят, в тот вечер овациям не было конца.
Эпилог
который продолжается
– Зураб Лаврентьевич, представим, что вы вновь на распутье трех дорог…
– Мне иногда кажется, что я живу 200 лет. Сухумское и тбилисское «Динамо», политехнический институт, консерватория. Как много всего – словно три отдельные жизни прожил. А на самом деле, я как мало – все бы повторил, даже не зная, что там будет в конце.
Самое светлое – это сухумская Полянка. Где бы ни был, откуда бы ни приезжал, всегда туда прихожу. У каждого, наверное, есть свой уголок в детстве, с которого все начиналось, который потом – как родник.
Но такого наслаждения, как на сцене, никогда не испытывал. Это, пожалуй, ни с чем несравнимо. Может быть, с любовью.
Так что, если коротко, когда я пою, я счастлив, но всегда помню ту Полянку. Наверное, это и дает ощущение полноты жизни.
Беседу вел Александр Вайнштейн, еженедельник «Футбол», 1986 год
Фото: еженедельника «Футбол»
